Образ трех обезьян в искусстве и культуре
Рубрикатор
1. Концепция 2. Истрия происхождения 3. Философия 4. Примеры в искусстве 5. Заключение
1. Концепция
Символика трех обезьян («No evil monkey») — «не вижу», «не слышу» и «не говорю» — представляет собой сложный культурный и философский феномен, корни которого уходят в древность. «Сложно показать общую картину, не приняв одну из сторон философии„[1]. Хотя эти образы широко известны в японской культуре, их влияние и значение охватывают множество других традиций и сообществ. В данном исследовании я планирую подробно рассмотреть исторический контекст и философские аспекты этой символики.
Первый раздел работы будет посвящен историческому контексту символики трех обезьян. Я начала с изучения их происхождения и первых упоминаний, включая влияние китайской философии и буддизма на японскую культуру. Погрузилась в исследование памятников и артефактов, таких как изображения обезьян в святилище Тосёгу, и то, как эти символы формировались в сознании людей на протяжении различных исторических эпох. Следует подчеркнуть, что данные образы воспринимаются как отображение моральных норм и жизненных установок, которые со временем менялись.
Во втором разделе я сосредоточилась на философских аспектах данной символики, анализируя концепцию молчания, невмешательства и самоограничения. Эти идеи имеют глубокие корни в буддистских и даосских учениях, которые акцентируют внимание на значимости внутреннего спокойствия и гармонии. Я проанализировала, как каждый из символов способствует общему пониманию этики и моральной ответственности человека.
Так же, данное исследование сосредоточено на кросс-культурном анализе, в рамках которого будут изучены сопоставимые символы в различных культурах, такие как концепция «молчаливой мудрости» в западной традиции, обезьяны Ганди и другие визуальные образы, отражающие идеи наблюдения и понимания. Это позволит углубить осознание универсальности значений и провести параллели между различными культурными аспектами.
Современное общество, оказавшееся перед лицом избытка бесконечного информационного потока и социальных конфликтов, может извлечь важные уроки из данной символики, внедряя идеи осознанности и ответственности в свою жизнь. Данное исследование также создает возможности для углубленных дискуссий о роли символов в культуре и их способности формировать общественное сознание, что подчеркивает значимость этой темы и необходимость тщательного анализа в будущем культурными системами.
Таким образом, данное визуальное исследование будет способствовать более глубокому осмыслению трех обезьян как значимого культурного явления, а также их философского и социального значения в контексте истории искусств.
2. История возникновения
«Наиболее древние из известных изображений трех обезьян находятся в Японии. Вероятнее всего, впервые композиция из трех обезьян появилась в местном японском культе Ко-син». [2]
«Сёмэн-Конго — (яп. 青面金剛 — „синелицый держатель ваджры“) буддистское тантрическое охранительное божество, защитник Будды и буддизма». [3]
«От китайских даосов японцам перешло учение о трех сущностях („червях“), обитающих в теле человека. Они искушают своего носителя в совершении различных необдуманных поступков, а после регулярно, в ночь того самого „обезьяньего“ дня ко-син, когда носитель заснет, отправляются с доносом на его проступки к высшим силам. Скорее всего, именно таким путем сложилась устойчивая композиция с тремя обезьянами, но самостоятельности очень долго не получала, оставаясь атрибутом где-то под ногами синелицего божества». [2]
Сёмэн-Конго. Кацусика Хокусай (Кацукава Сюнро), ок. 1790 г. Нисики (многоцветная ксилография). Художественный музей Гонолулу (Гонолулу, Гава)
«Три обезьяны у Хокусая вполне традиционны. Составляя симметричную группу, они сидят каждая на своем небольшом каменистом возвышении и закрывают лапками рот, уши и глаза». [3]
Фрагмент свитка. Три обезьяны у ног Сёмэн-Конго
«Традиционный облик Сёмэн-Конго в технике круглой скульптуры из дерева можно рассмотреть на примере образа из тэндайского храма Миэ-дзи в Гифу». [4]
Сёмэн-Конго из Миэ-дзи в Гифу
«Славу и известность три обезьяны получили в Никко (日光), одном из исторических религиозно-культурных центров Японии». [2]
«Обезьяны украшают отнюдь не центральное здание комплекса святилища, а всего лишь конюшню. Причем резное панно с композицией „не вижу, не слышу, не говорю“ не единственное, но в ряду различных обезьяньих поз японцы выделили именно эти три фигуры. С тех пор это самые знаменитые три обезьяны в мире, эталон композиции, даже любая символическая группа из трех обезьян может называться „Три обезьяны из Никко“». [2]
Современное состояние панно с тремя обезьянами на фасаде священной конюшни в святилище Тосёгу, Никко, Япония. После реставрации в 2016 г.
Общий вид конюшни в святилище Никко Тосёгу, состояние на 2005 г.
Примеры подобных пано часто встречались в истории
Панно с тремя обезьянами из собрания Томского краеведческого музея.
Панно с тремя обезьянами из собрания Томского краеведческого музея.
Панно с тремя обезьянами из собрания Томского краеведческого музея.
Японское резное панно с тремя обезьянами
Японское резное панно с тремя обезьянами
Один из медальонов на раме панно
«Металлические медальоны на раме — не просто украшение. На них выгравированы стилизованные три листа аои — мальвы в круге. Это мон (герб) клана Токугава, того самого, в честь которого назван период истории, к которому относят панно. Из этого клана назначались фактические правители страны — сёгуны. А основал сёгунскую династию Токугава Иэясу (徳川 家康 1543–1616 гг.). Оригинальное панно с тремя обезьнами находится в святилище Тосёгу, посвященном как раз-таки Иэясу Токугаве и служащем его мавзолеем». [5]
Резное панно с тремя обезьянами. Дерево, краска, позолота. Япония. Ок. 1900 г
Резное панно с тремя обезьянами. Дерево, краска, позолота. Япония. Ок. 1900 г
Святилище Цукубасан-дзиндзя, префектура Ибараки, Япония
Три обезьяны из Титибу-дзиндзя
3. Философия
«Во всех т. н. „дхармических“ религиях чувственный мир понимается, как иллюзия. Буддизм предлагает спасение от иллюзорности в нирване. В круг сансары человека возвращают желания. В избавлении от желаний и процесс, и результат спасения. Три обезьяны в созерцании Пустоты не имеют иллюзий». [6]
«Три сидящих фигурки — это младенец Будда, призывающий хранить тройную чистоту». [7]
Фигуры «Не говорить зла, не слышать зла, не видеть зла» в храме Арулмигу-Шри-Раджакалиамман
Фигура младенца Будды
«Три обезьяны — заимствованный символ для тайского буддизма, но он действительно ему близок. Можно вспомнить, к примеру, традиционные амулеты Пхра пидта, чтобы оценить эту близость». [8]
Три обезьяны. Ват-Сакет
Три обезьяны. Ват-Сакет
«Махатма Ганди познакомил Индию с тремя обезьянами, так что многие индийцы убеждены в том, что это исконно индийский символ. И называют их не иначе как „Gandhiji ke teen bandar“ (गांधी जी के तीन बन्दर — „три обезьяны Ганди“). Ганди вел очень простую жизнь. Ограничивая себя и всячески избегая роскоши и излишеств, к концу своей жизни владел не более чем дюжиной самых необходимых вещей и умами миллионов сторонников». [9]
Три обезьяны, принадлежавшие Ганди
Холм трех обезьян (3 Monkey Hill) в Махабалешваре. Вид с Три-Манки-пойнт
4. Примеры в искусстве
Маруяма Окё. Одна обезьяна, прикрывающая лапами глаза, уши и рот
Ёкояма Кадзан. Суримоно «Три обезьяны». Гравюра на дереве. Предположительно 1800–1837 гг.
Ёкояма Кадзан. Суримоно «Три обезьяны». Гравюра на дереве. 22×57,3 см. Предположительно 1800–1837 гг.
Ёкояма Кадзан. Суримоно «Три обезьяны». Гравюра на дереве. 22×57,3 см. Предположительно 1800–1837 гг.
Три обезьяны, Мори Сосэцу, ок. 1820 г., тушь, цветные краски, шелк.
Три обезьяны, Мори Сосэцу, ок. 1820 г., тушь, цветные краски, шелк.
Три обезьяны, Мори Сосэн
Свиток с деревом и обезьянами. Ёсинобу. 1817 г.
Свиток с деревом и обезьянами. Ёсинобу. 1817 г.
«Один из знаменитых японских художников периода Эдо — Рюрюкё Синсай (柳々居辰斎) в серии из трех гравюр-суримоно изобразил развлекающихся девушек (обычный сюжет для жанра бидзин-га). Но если собрать триптих вместе, становится ясным общий замысел: девушки не говорят, не слышат и не видят». [11]
Рюрюкё Синсай, гравюра из триптиха. Период Эдо.
«Еще более прославленный столичный японский художник Кэйсай Эйсэн знаменит портретами красавиц-куртизанок бидзин-га и эротическими гравюрами сюн-га, но в нашем случае тематика целомудренна: три обезьяны на трех цветных гравюрах-суримоно переданы через детские шалости. Кажется, решение Кэйсая не столь изящно: для листа „не говорить“ он дал ребенку обезьянью маску, прямо указывая зрителю, что персонаж играет роль обезьяны, прикрывающей рукой рот. Обезьянка „не видеть“ закрывает руками глаза мужчине, который несет ребенка на плечах, а „не слышать“ затыкает уши от резкого звука праздничной дудки». [10]
Гравюра-суримоно «Не слышать». Кэйсай Эйсэн. Из собрания Harvard Art Museums.
Открытка — наследница жанра бидзин-га традиционной японской гравюры. С появлением фотографии каждый мог позволить себе получить свое, причем более реалистичное изображение красавиц. А чтобы было красивее, фотографию можно раскрасить вручную.
Открытка. Тонированная.
«В трех круглых медальонах, видимо, одна и та же девушка (несмотря на разные цвета тонирования). Очень интересна англоязычная надпись: Mother says, I must neither Talk, Listen, nor Look („Мать сказала, что я не должна ни говорить, ни слушать, ни глядеть“)». [12]
Открытка. Тонированная.
Фотооткрытка с изображением девушек и трех обезьян из Никко. Япония, конец периода Мэйдзи. В собрании МА.
Открытка с изображением девушек в позах трех обезьян. Бокутитэй Куромбо. Япония, 1908 г. В собрании MFA, инв.
Фототкрытка с изображением трех обезьян из Никко. Япония, конец периода Тайсё — начало периода Сёва. В собрании MFA, инв.
Открытка с изображением девушек в позах трех обезьян. Бокутитэй Куромбо. Япония, В собрании MFA, инв.
Открытка с изображением трех обезьян. Япония, конец периода Мэйдзи. В собрании MFA, инв.
5. Заключение
Подводя итоги, исследование символики трех обезьян — «не вижу», «не слышу» и «не говорю» — демонстрирует их многослойное значение и воздействие в различных культурных контекстах. Эти образы не только иллюстрируют философские идеи, такие как самоограничение и внутренний покой, но также служат индикаторами социальных норм и этических практик.
