Оптика желания: наблюдение как акт насилия в фотографии
Фотографический взгляд — не пассивное отражение, а инструмент, где желание диктует композицию. Он превращает случайные моменты в трофеи, подчиняя реальность собственной логике. Фотографический взгляд редко бывает нейтральным: он почти всегда движим желанием — понять, присвоить, зафиксировать, запомнить. Камера не автономна, ей всегда управляет человек. Субъект ищет в объективе подтверждение своей власти над ускользающим. Желание делает реальность не просто «тем, что есть», а «материалом», который можно кадрировать, увеличивать, грубо говоря, вырывать из контекста под свои цели.
Сьюзен Зонтаг в «О фотографии» подчёркивает: «Сфотографировать человека — значит совершить над ним некоторое насилие: увидеть его таким, каким он себя никогда не видит, узнать о нём то, чего он не знал, словом, превратить его в объект, которым можно символически владеть. Если камера — сублимация оружия, то фотографирование — сублимированное убийство — кроткое убийство, под стать печальным, испуганным временам.»
Фил хейл — «Огонь»
Когда человек становится объектом наблюдения, особенно без его согласия, его существование как бы присваивается взглядом другого. Каждый кадр — экспроприация. Жест, взгляд, пространство тела переходят в распоряжение наблюдателя, становясь его собственностью. Кадр всегда действует как насилие над формой. Он вырезает фрагмент из непрерывной реальности и подменяет «целое» этой частью. То, что попадает в рамку, гипертрофируется значимостью, а остальное обесценивается, стирается. Как бы очевидно не звучало, эта рамка — не содержание, а только форма, она конструирует, навязывая определенную точку зрения и нарратив. Фрагментация тех или иных событий на фотографии усиливает контроль: разобранный на детали объект теряет целостность, становясь податливым. Это своего рода контекстомия: фрагментами можно манипулировать, придавая смысл вплоть до противоположного, по аналогии с трактовкой Библии со стороны различных сект вроде Свидетелей Иеговы.
Фил хейл «Смотри на меня»
Оптика — бинокль, зум — усиливает асимметрию: наблюдатель видит всё, оставаясь невидимым. Условный бинокль оставляет наблюдателя безнаказанным, создавая иллюзию неуязвимости — дистанция маскирует вторжение. Это можно приравнять к паноптикуму Мишеля Фуко: идеальная тюрьма, где заключенный чувствует постоянный надзор, но не видит стража, подчиняясь при этом невидимому взгляду. Применяя это явление к наблюдению через фотографию, суть «фотографического» паноптикума заключается в том, что объект не знает о камере, но уже подчинён ею, а наблюдатель наслаждается чистой властью. Объект не знает о взгляде, но уже изменён им. Лакан в Семинаре XI описывает взгляд как объект а, где субъект думает, что контролирует поле зрения, но на деле подчинён своему желанию. Оптика материализует эту иллюзию, превращая наблюдение в монолог, где жертва даже не подозревает о диалоге. При длительном наблюдении границы «личного» стираются: наблюдателю начинает казаться, что он знает человека и имеет право формировать представление о его жизни, личности и т. д. Ложное знание о человеке, за которым ведётся слежка, рождается из фрагментов: расписание, привычки, жесты кажутся доступными и легко накладываемыми на действительность. Возможность смотреть превращается в право вторгаться — приватное пространство открывается как сцена. Такая интимность фальшивна, она маскирует эксплуатацию, где чужая уязвимость становится топливом для чужого нарратива.
Насилие в наблюдении поражает не только объект, но и реальность: она подгоняется под структуру желания, искажается, обрезается, переснимается. Наблюдатель натыкается на свою же ловушку — видит не мир, а отражение своего желания, зацикленное на оптике.По Лакану взгляд возвращается, разоблачая субъекта, попытка овладеть объектом А приводит к распаду собственного восприятия реальности. Сама суть объекта А подразумевает то, что он недосягаем. Можно привести в пример известные общественности случаи о сталкерах (преследователях), большинство из тех, кто по крайней мере ставил своей конечной целью воссоединением со своей «любовью», столкнувшись в конце-концов напрямую с объектом желания, остаются крайне недовольны: их идеализированный образ человека рушится и оставляет за собой мягко говоря неприятное послевкусие. Так или иначе — всё что было видно сталкеру со стороны, в том числе и полученная (даже если правдивая) информация не имеет ничего общего с действительностью, ибо проходит через множество фильтров восприятия.
Фил Хейл «Мужчины»
Фотография легко скатывается в вуайеризм, фиксируя то, что скрыто от посторонних: интимные жесты, уязвимость, личное пространство. Насилие здесь скорее символическое — тихое, но постоянное: щелчок затвора крадёт момент, а объект остается в неведении. Камера присваивает без сопротивления, «умертвляя» объект на снимке и превращая вуайеризм в эстетику. Наблюдатель получает наслаждение не только от самой слежки, но и ощущения безнаказанности и самого факта скрытости происходящего. Конечно, всё зависит от состояния смотрящего, но в итоге оптика желания обнажает парадокс: смотреть — значит не познавать, а разрушать, насилуя границы субъекта, объекта и самой видимости.
